— Ха-ха-ха! — не унимаются ребята. — Да погляди ты, горе-человек, за что деньги просишь?! Это же не нос — это хобот, вот что оно такое!
— Проходи, проходи! — мрачно советует «борода».
— Ну, за какой цвет ты цену заворотил? Отвечай: за какой цвет?
— Ну, за белый, — еще беспокойнее отвечает неискушенный продавец.
— Ох-ха-ха! — снова хватаются за бока мальчишки. — Белый! Да гляди ты сюда, Митроха!
Они тыкают пальцем в черное перышко в хвосте «покойника» и торжествуют:
— А это что?
— Перо, — отвечает вконец растерявшийся «борода».
— То-то и оно! — неожиданно мирно говорят ребята. — Пе-ро... Черное оно перо, вот какое. А ты — три целковых!
Рядом торгует птицей продавец-забулдыга. Он с утра уже поклонился бутылке — и оттого не держится за цену. Подняв высоко над головой мутную потертую птицу, отворковавшую свой век, он озорно предлагает:
— Кому девушку? Кругла, бела, как мытая репка. Гривенник за все.
— Девушка невестится, а бабушке ровесница! — посмеивается кто-то из стариков. — Одна голова на плечах, да и та на ниточке.
На дешевую птицу, вздыхая, посматривает несколько совсем мелких мальчишек. Они б и купили ее — цена сходная, — да купила нет.
Наконец, один из них — самый храбрый и самый богатый — выуживает из карманов несколько медяков. Пересчитав их, справляется у продавца, отойдя на всякий случай на благородное расстояние:
— А за семь копеек можно?
— Веселая цена! — хохочет продавец и трагически машет рукой. — Бери! Помни Филю Багану!
Осчастливленный мальчишка, не веря в удачу, исчезает с базара.
В сторонке торгуются двое:
— Чем же не птица?
— А чем птица?
— А чем не птица?
— Тьфу ты! Говорю, — рожей подгулял. Прямо осетрий носище у голубя!
— Ну, неладно скроен, да крепко сшит.
— Что «крепко»? Мокрая курица, а тоже петушится!
— Кто «курица»?
— А то не курица!..
Леночка тянет меня от продавца к продавцу, норовит купить каждого голубя. Вот она остановилась подле мальчишки, в руках у которого унылый красно-рябый птенец, и смотрит на меня, поеживаясь от нетерпения:
— Ну, что ты, дочка, — говорю я, — зачем нам эта птица с помарками? Надо что-нибудь почище. Давай выберем белого голубя, и чтобы на плечах у него по красному или желтому кружку. Вот такой плекий нам подойдет.
— Вот он! — кричит Леночка и бежит к малышу, продающему пеструю «сороку».
— Нет, это не то. Поищи еще, — советую я дочери.
Однако Леночке трудно сосредоточиться среди смеха, шума и споров базара. Она отходит в сторонку, где тихо разговаривают или важно молчат солидные продавцы.
Солидный продавец не носит птицу ни в руках, ни в сумке, ни в клетке. У такого продавца голуби в прочных садках и ящиках.
И покупатель здесь твердый, знающий.
— Сколько? — спрашивает дядя в полушубке у парнишки, независимо лузгающего семечки возле одного из ящиков.
— За кого? — не оборачиваясь и продолжая пощелкивать подсолнухом, спрашивает продавец.
— За красноплекого.
— За красноплекого — пять...
— Покажи.
Дядя в полушубке осматривает голубя. Зорче всего глядит на голову красноплекого.
— Курносый, — вслух соображает дядя, — ничего не скажешь, курносый. Глаза в одну масть, тоже подходяще. Перо чистое, белое. Так... это идет. Дальше...
Он считает перья в хвосте голубя, осматривает ноги, заставляет птицу махать крыльями: не подбиты ли? И, наконец, молча лезет в карман за деньгами.
Леночка грустно смотрит на меня и вздыхает:
— Он купил нашего голубя.
Вскоре дочку окружают малыши всех дошкольных возрастов. Это — истинные любители птицы, бескорыстные поклонники голубиной красоты. У большинства из них нет денег на покупку птицы, и они рыцарски помогают другим выбирать голубей.
Взрослые не очень-то принимают их помощь, и малыши вертятся около своих сверстников, особенно возле редких здесь девочек, неукоснительно выполняющих их советы.
— Ты этого не бери, слышь, — солидно говорит дочери кто-то из сопровождающих мальчишек, указывая на голубя. — Первое — цвет нечистый. Голова, опять же, смотри сама, — плоская. Глупый, одним словом, голубь... А купи ты вон того, гонца. Видишь: у него глаз какой — с веселинкой! Этот — резать будет!
Что гонец будет «резать», «Леночка не очень понимает. Но она берет в обе ладошки голубя и, посмотрев на меня, опускает его в наш садок.
— Эт-то будет голубь! — внушительно заключает мальчишка. — Ты ему, слышь, только засиживаться не давай.
Мальчуган тут же излагает дочери систему обучения и воспитания голубя: чтобы кормила гонца пшеницей, упаси боже — не хлебом, — разжиреет, чтобы добавляла в корм яичной скорлупы и песка...
Особенно много покупателей у ящиков с почтовыми голубями.
Здесь к птице подходят совсем с другими мерками. Если у обычного голубя ценится маленький клюв, круглая голова, лохматые ноги, то при оценке почтаря никому и в голову не придет насмехаться над огромным клювом с шишковатой восковицей у основания или над голыми красными ногами.
При продаже почтарей рассказываются неслыханные истории.
Оказывается, дед продаваемого почтаря прошел триста километров за три часа сорок три минуты, а мать вернулась «считай что из-под самой Москвы» за трое суток, «но вернулась ведь!» Высказываются предположения и догадки, в которых километры делятся на часы, а названия пунктов, из которых следовало бы кинуть почтаря, явно вычитаны в географической карте мира.
Леночку не очень занимают эти разговоры. Она уже устала и тянет меня за рукав.
Я беру у нее садок, и мы медленно выбираемся из толпы.
Полдень.
Над голубинкой раздается сильный свист крыльев.
Это мальчишки, не продавшие своих плеких и красных, «сорок» и «чаек», тульских и омских, выбрасывают их в воздух, чтобы не трудиться, не нести их домой. Птицы, покружив над базаром, уходят к своим голубятням.
Юные покупатели, засунув приобретенных птиц за пазуху, в мешочки, в сумки и клети, несутся вприпрыжку восвояси.
Медленно везут свои ящики на колесах солидные продавцы.
Голубинка пустеет.
Никто не знает, какая у него настоящая фамилия. Все зовут его, — Ванька Филон. Он нигде не работает. У Ваньки длинное лошадиное лицо, крупные желтые зубы и покладистый — кошачий характер.
Ванька Филон — барыга. Я не знаю точно, откуда на голубинке и иных базарах появилось это словцо. Может, от слова «барыш» рождено. А вернее всего — немного подправленное давнее «ярыга», «ярыжка» — шатун и мошенник. Не зря в старину говорили: «Кто с ярыжкой поводится — без рубахи находится».
